Гвендолин кутается в свою совсем легкую куртку, замечая, как резко изменилась погода за два часа, что они готовились к концерту. Даже небо над Нью-Йорком кажется другим, не таким, каким она видела его до спуска в подвал, где расположилась их новая репетиционная база; когда Стейси вышла утром из дома, светило яркое солнце, погода была не по-осеннему теплой, а сейчас октябрьский ветер кусает ладони, и пальцы немеют от холода.
Гвен кажется, что она сходит с ума. Все ощущается совсем не так, как несколькими часами ранее, она не понимает, что произошло, но мир вокруг неуловимо изменился: начиная с изображений на билбордах и заканчивая ближайшими магазинами, они исчезли как по взмаху волшебной палочки. Глупости, ведь это невозможно. Девушка сворачивает между двумя домами, чтобы сократить путь, но упирается в тупик, которого не было здесь еще вчера. Может, она сама не заметила, что заболела, и теперь сознание спутано из-за высокой температуры? Но она совсем не чувствует недомогания, лишь странное ощущение чего-то неправильного настойчиво не дает покоя. Прислонившись к стене, Гвендолин достает из кармана телефон. В любой ситуации она может позвонить отцу, как бы сильно они не ссорились, Джордж Стейси не отвернулся от дочери даже когда узнал, что именно она — Женщина-Паук. И когда весь город винил ее в смерти Питера Паркера, предавая публичной анафеме, капитан Стейси поверил в невиновность Гвен.
Мобильный издает предсмертный писк и, разрядившись окончательно, отключается. Если закон Мерфи вызывал у Гвен сомнения, то теперь она точно убедилась в его существовании: за один день случились все неприятности, которые только могли произойти. Как она могла заблудиться в городе, который знает как свои пять пальцев? Стейси жила здесь с самого рождения, любила Нью-Йорк всем сердцем и гуляла с малых лет в одиночестве, никогда не теряясь, а теперь не может понять, как ей добраться до дома? Чепуха полная.
— Простите, — женщина, сидящая за кассой, поднимает на блондинку недовольный взгляд, будто та помешала чему-то важному. Но Гвен слишком замерзла и устала, чтобы беспокоиться на этот счет. — Можно воспользоваться вашим телефоном? Мой разрядился, а мне срочно надо позвонить...
— Только быстро. — Сквозь зубы цедит работница магазина и указывает на стационарный аппарат.
Набранный вами номер не существует.
Да что не в порядке с сегодняшним днем?! Стейси еще раз набирает знакомые наизусть цифры, и еще, и дважды безэмоциональный голос сообщает ей, что номера их домашнего телефона нет в базе данных. Мэри Джейн и остальные участницы группы собирались после репетиции пойти в бар, а в полицейский участок звонить и занимать линию личными разговорами кажется совсем детским решением.

Гвен стоит на Бруклинском мосту, смотрит на город и чувствует себя странно опустошенной. Все выглядит ненастоящим, неузнаваемым, другим в сущих мелочах. Женщина-Паук знает каждый закуток мегаполиса, но ощущает себя незваной гостьей, случайно оказавшейся здесь.
Чужая. Ты здесь чужая.
Затерявшись в толпе туристов, громко общающихся между собой и смеющихся, Стейси натягивает на голову капюшон, ощущая себя продрогшей до костей. Ей бы торопиться домой, принять горячий душ, избавиться от этих странных чувств, окутавших ее подобно липким нитям паука, но каждый шаг дается с огромным трудом. В рюкзаке за спиной — маска, если бы здесь было меньше свидетелей, Гвендолин уже давно продолжила бы свой путь с помощью паутины, в конце концов, она может себе это позволить. Но костюм неизменно напоминает ей об одном человеке, которого не смогла уберечь.
Люди вокруг гудят, как растревоженный улей, их голоса сливаются в один бесконечный гул; Стейси уже давно не вглядывается в лица, наверное, с самого дня его похорон она никого не ищет в толпе, осознавая всю тщетность своих жалких попыток. Надо было ценить отведенное время раньше, но кто знал, что его окажется так мало...
Она замирает, ноги словно наливаются свинцом.
Прямо перед ней оказывается тот, кого меньше всего ожидала увидеть.
Другой.
Он совсем другой, и вместе с тем выглядит до боли знакомым. Она чувствует себя парализованной.
Идет навстречу.
И тоже останавливается.
Они стоят почти посреди моста, со всех сторон окруженные жителями города и туристами, торопящимися по своим делам, но Гвен больше не видит ничего, кроме темных глаз. И паучье чутье молчит, будто тут и нет никакого подвоха.
Питер...
Стейси смотрит на него как если бы увидела призрака: испуганно, готовая в любой момент сбежать. Да ведь он и есть ее призрак! Паркер умер у нее на руках после того, как обратил себя в Ящера. И его смерть была рычагом для ее уничтожения. На похоронах она стояла в стороне от всех остальных, и только когда тетя Мэй с дядей Беном последними ушли с кладбища, подошла к надгробию. Стояла около него, касаясь пальцами бездушного гранита, надеясь, что это кошмар, просто сон, от которого проснется с сигналом будильника. Но прошло уже несколько месяцев, а Гвен никак не могла проснуться.
Питер...
Теперь она точно уверена, что сошла с ума. Никому в ясном сознании не привидится умерший человек посреди улицы. Только почему, если она сумасшедшая, а Паркер — всего лишь злая шутка ее подсознания, он с таким удивлением смотрит в ответ?
Что произошло с нами, Питер? Что происходит сейчас?
— Паркер?! — Голос дрожит и срывается; Гвен готова поверить во что угодно, но не в его чудесное возвращение. Она даже надеяться на это не смела.
Пожалуйста, скажи, что я обозналась. Покрути пальцем у виска и уходи. Это не можешь быть ты. Ты мертв, Пит. Ты мертв по моей вине. Ты умирал у меня на руках. Я — твой убийца.

Было бы ложью сказать, что Питер ни разу ей не снился. Он приходил во сны бесцеремонно, как если бы был их полноправным хозяином. Обращался к ней, пытался говорить и шутить над самим собой и над своим чудовищным экспериментом, который забрал жизнь еще совсем молодого человека безвременно и глупо. Во снах его голос звучал даже отчетливее, чем в ее воспоминаниях, и за это девушка была благодарна — больше всего на свете она боялась начать забывать родной голос. Рано или поздно это неизбежно происходит, время прилежно исполняет свою работу, и становится все труднее вспоминать такие важные мелочи. Но чего Гвен не могла вынести — так это его ласкового, теплого взгляда, будто он пытался убедить ее одними глазами, что Женщина-Паук ни в чем не виновата. Если бы это было так, ей бы не пришлось ежеминутно ощущать эту чудовищную боль, разъедающую душу изнутри. Стейси доводила себя до полного изнеможения, постоянно искала предел собственных возможностей и когда уже наступит та грань, которую даже ее организм, измененный от укуса радиоактивного паука, не сможет вынести: возвращалась домой далеко за полночь, вставала с рассветом и день за днем самоотверженно и глупо бросалась грудью на амбразуру, иногда малодушно надеясь, что именно сегодня ей не удастся добраться до дома целой и невредимой. Это ничтожно малая цена за смерть Питера, но больше у нее ничего нет кроме своей жизни. А он продолжал сниться и так внимательно смотреть своим пронзительным, вечно все замечающим взглядом, что Гвен не могла этого спокойно вынести, просыпаясь с бешено колотящимся сердцем. Паркер изо всех сил старался удержать ее от глупостей, но она снова и снова осознанно совершала их, медленно разрушая себя.
Вот только их встреча на мосту не похожа на сновидение. Значит, она просто сходит с ума, никакого другого объяснения происходящему не существует. Мозг девушки лихорадочно перебирал все возможные варианты, и ни один не казался даже смутно похожим на правду. А мир неотвратимо сужается до одного человека: она больше не слышит проезжающие в нескольких метрах автомобили, абстрагируется от громких разговоров туристов, фотографирующихся в паре шагов от них; совершенный слух, дарованный вместе с укусом радиоактивного малютки, улавливает только голос юноши, и даже слова, произнесенные совсем тихо, она слышит так отчетливо, как если бы Питер кричал.
— Питер... — Вторит ему Стейси шепотом, только сейчас понимая, что неосознанно задержала дыхание. Ее бьет крупная дрожь, то ли от холода, то ли от шока, и блондинка обхватывает себя обеими руками, не сводя глаз с Паркера. Почему он здесь? Как? В голове десятки вопросов, на которые нет ни одного ответа. Они путаются, совершенно дезориентируя девушку. Почему, если на мгновение допустить мысль, что это все — правда, он ничего не сказал ей? Неужели думал, что за несколько месяцев она могла смириться с его смертью?! Почему... Почему если Пит не позвонил, не пришел, этого не сделали его дядя с тетей? Они ведь живут по соседству и всегда знали, что между Гвен и Питером очень теплые отношения, были рады ее видеть и приглашать на чай, а Мэй Паркер и вовсе души не чаяла в девушке. Но даже она не сообщила. Как он сумел вернуться? Почему ее видение выглядит так удивленно? Гвендолин резко выдыхает. Она не плакала с того самого дня, а сейчас готова разрыдаться от собственного бессилия прямо посреди Бруклинского моста на глазах десятков людей.
— Питер! — Их последняя встреча закончилась битвой Ящера с Пауком после которой царапины и синяки не сходили еще несколько недель, но сейчас на юноше нет и следа зеленой чешуи, и все же Стейси боится даже прикоснуться к нему. А вдруг он развеется подобно дыму? Тогда она официально признает, что ей необходимы длительные консультации с психотерапевтом. Порыв ветра откидывает капюшон назад, Гвен злится на весь окружающий мир, в первую очередь на самого Питера, раздраженно отбрасывает  светлые волосы от лица, хмурится. Мысли сбиваются, она не знает, чего хочет больше: броситься к нему и убедиться, что он живой, не фантом, не плод ее воображения, или бежать прочь с этого моста, где творится самая настоящая чертовщина. — Да ты хоть представляешь, что пережили твои дядя с тетей?! Почему я не знала, что ты вернулся?! — Она говорит так, словно Пит не умер, а просто уезжал куда-то и решил нагрянуть домой без предупреждения. Гвендолин делает шаг вперед, останавливаясь только почти вплотную к нему, и понимает, что не такого приема заслуживает человек... Воскресший? Вернувшийся из мертвых? Опять она сначала говорит, потом думает, да когда же она научится, что так нельзя делать?
— Прости, — не зная, за что извиняется: за то, что не смогла его спасти, или за то, что набросилась так некстати с обвинениями, уже тише говорит девушка, а внутри все клокочет. Конечно, она виновата перед ним и поняла бы, если бы Пит больше никогда не захотел ее видеть, но держать в тайне, что он снова жив — слишком жестокое наказание. Ведь всего несколько дней назад Стейси была на кладбище, битый час смотрела на надгробие, пытаясь смириться с мыслью, что его больше нет, а он... Появляется в ее жизни из ниоткуда, когда она столько времени провела, ведя монолог сама с собой, зная, что никогда не простит себя, даже если бы Питер уже сделал это.
They say grief occurs in five stages.
First, there`s denial, followed by anger.
Then comes bargaining, depression, and acceptance.
But grief is a merciless master.
Just when you think you`re free, you realize you never stood a chance.
— Поверить не могу... — Бормочет Гвен себе под нос как безумная, осознавая, что это противоречит каждому закону биологии. Она никогда не любила эту науку, но даже скромных познаний хватает для понимания, насколько странная эта ситуация. Питер, Питер, Питер. Разве не этого она хотела, когда сожалела, что им было отведено так мало времени? Разве не хотела еще раз посмотреть на него, живого, еще раз обнять его, попросить прощения за все, что наделала? — Ты жив... — Даже если небо сейчас разверзнется над их головами, она вряд ли это заметит. Говорят, у каждого героя существует слабое место, и у непобедимого Ахиллеса была уязвимая пята. Для Гвендолин Стейси это был Питер Паркер.

Интересно, может ли быть такое, что после возвращения память Питера спутана, подобно клубку нитей, и сейчас он уже не в силах самостоятельно понять, что является правдой, а что — просто конфабуляцией? Гвен это объяснение видится самым логичным из всех, которые она уже успела перебрать в голове, хотя, признаться, от слов юноши чувство неясного холода, никак не связанное с ветром и дождем, охватило ее. Так бывает, когда заговаривают о чем-то потустороннем: при свете дня это совсем не кажется страшным, но стоит оказаться в темноте и одиночестве, как незамедлительно вспоминаешь все услышанные истории и холодеешь.
Значит, Паркеры еще не знают, что их племянник жив. Стейси не уверена, будет ли ее присутствие уместным в момент семейного единения, но для себя уже решила наверняка, что лучше ей увидеть своими глазами, как Питер зайдет в свой дом. Да и ведь они соседи! В душе она надеется, что Пит, прямо по закону мелодрамы, увидит знакомые места, где жил с детства, и вспомнит все. А если нет, она непременно поможет ему. В голове возникает насмешливая мысль, что, может, и  не стоит  напоминать Паркеру о последних событиях его жизни, но этот поступок, пусть и обезопасит саму Гвендолин, не кажется ей правильным, особенно теперь.
Она с трудом подавляет желание уткнуться лицом ему в плечо, когда Питер легко сжимает изящные пальцы; вместо этого внимательно всматривается в лицо молодого человека, только сейчас понимая, насколько усталым он выглядит. Гвен хочет спросить, что случилось, почему Пит выглядит так, словно на долгое время потерял душевный покой, но его ласковый голос, подкрепленный улыбкой, окутывают ее, и все желание говорить растворяется в тумане, дымкой повисшем над водой. Опять появляется то ощущение, которого она лишилась навсегда с его уходом: вся окружающая действительность замирает, становится чем-то таким же далеким, как звезды в космосе, остаются существовать только двое. Возможно ли поверить, что сама вселенная предоставила ей второй шанс?..
Hold me now,
'Til the fear is leaving,
I am barely breathing.
Все рушится в один миг, всего одним вопросом. У Стейси шумит в ушах, она едва слышит, о чем говорит Питер. Это не может быть правдой!
— Я... Что? — Тупо повторяет блондинка, отшатываясь назад. Руки безвольно повисают на несколько секунд в воздухе, кожа еще теплая от бережных прикосновений Питера. Гвендолин сталкивается с каким-то прохожим, мужчина выплевывает ругательство сквозь зубы, но для нее это сливается со всеми остальными звуками, она не слышит. Ты умерла. Умерла. У м е р л а. Все происходит как в замедленной съемке. Стейси глубоко дышит, не в силах найтись, что ответить. Если фальшивые воспоминания Паркера, в которых дядя Бен погиб, она едва смогла объяснить хотя бы самой себе, то сейчас не может подобрать слов.
— Что ты такое говоришь, какой обман? — Способность здраво мыслить еще не вернулась, но, немного взяв себя в руки, Гвен заговаривает. Чувство холода нахлынуло с новой силой. — Питер, я... Жива, я никогда не умирала! — Красивое лицо краснеет, в голубых глазах почти сумасшедший блеск. — Ты ничего не помнишь, да? И теперь я должна обрушить на тебя всю эту информацию? Питер... — Гвендолин запинается, качает головой, надеясь, что его память вернется, и ей не придется ничего объяснять, но Паркер смотрит на нее ничего не понимающим взглядом. — Ты погиб, Питер, несколько месяцев назад, и умирал у меня на руках, все, что ты говоришь сейчас обо мне, случилось с тобой, не знаю, как это произошло, как такое вообще возможно, но твоя память, похоже, решила восполнить пробелы таким образом, — истеричный смешок слетает с губ девушки, переходя во всхлип. Она прижимает ладонь к губам, тщетно пытаясь прекратить надвигающуюся истерику. Это все звучит как бред сумасшедшего. Почему-то она умалчивает о роли Женщины-Паука во всей этой истории, хотя обещала себе, что скажет Питу правду.
Она видела, как гроб с его телом опускали в свежую могилу. Она приносила туда цветы, когда никто уже не приходил на кладбище, убирала увядшие и рассыпала по земле багровые розы, являющиеся для Гвен теперь олицетворением смерти. Она прощалась с Питером, зная, что он больше никогда ее не услышит... Стейси сжимает зубы, пытаясь сдержать непрошеные слезы.
— Питер, — его имя, ставшее для нее молитвой, невероятно тяжело произнести сейчас. — Я помогу тебе, обещаю, мы со всем этим разберемся, мы найдем выход...
Я приведу тебя к родным и мы вместе поймем, как решить эту проблему. Мой бедный Питер, как может столько несчастий выпасть на долю одного человека?..
— Но мне нужно позвонить отцу, я не предупредила его, что задержусь, а телефон разрядился. Пожалуйста, ты не мог бы дать мне свой мобильник? — Над беспомощной и потерянной Гвен берет верх Женщина-Паук, взгляд становится уверенным. Если все это происходит на самом деле, она непременно найдет решение.

Вот она гильза от пули навылет —
Карта, которую нечем покрыть.
Мы остаемся одни в этом мире —
Бог устал нас любить.
Счастье, мимолетное и казавшееся таким близким, что только руку протяни — и дотронешься, оказывается на деле эфемерной иллюзией. Гвен уже готова решить, что все это — ее очередной ночной кошмар с Паркером в главной роли, если бы не завывания пронизывающего ветра, слишком уж настоящие, и неумолимо усиливающийся дождь. Все эти мелкие детали дают ей понять, что это совсем не плод ее воображения, не игры подсознания, ведь во снах всегда ключевой фигурой был Питер без каких-то отвлекающих подробностей. Она хочет проснуться, даже если это будет значить, что она снова потеряет его, и не может, слишком прочно обвитая губительной сетью.
Стейси мучительно долго всматривается в лицо молодого человека, в полной мере осознавая, почему с самого мига их встречи он показался ей незнакомцем. Да, внешне он абсолютная копия Питера вплоть до морщинок вокруг глаз, которые возникают, когда Пит улыбается, но он совсем не похож на ботаника, которого Гвен знала с детства. В этом Питере чувствуется какой-то стержень, сила, а во взгляде отражается то, что обычно называют прожитым опытом. Кажется, что он испил из чаши потерь до дна, и теперь эта невыносимая горечь незримой печатью легла на весь его облик, вынуждая плечи понуро опуститься.
— Я тебе не верю, — глухо и с привычным упрямством откликается блондинка, пряча озябшие руки в карманы, словно в защитном жесте. Она может допустить все, даже то, что планета стоит на трех китах, но Джордж Стейси жив. Он просто не может умереть. Отец, несмотря на свое редкое присутствие дома, был для Гвен самым дорогим человеком, ему она доверяла все свои сокровенные тайны, и из этого мира мог уйти кто угодно, но не он. Помедлив, девушка все же берет телефон, одними губами говорит «спасибо» и набирает номер. Гудки тянутся целую вечность, а Гвендолин пальцами свободной руки тем временем стучит по металлическим перилам.
— Да? — Ей отвечает нежный женский голос. Стейси хватается за единственную опору, шумно выдыхая. Быть этого не может! Просто невозможно... — Простите, вы кто? — Говорящая начинает беспокоиться, и Гвен стремительно нажимает на отбой, пустым взглядом смотря вдаль. Это просто нелепое совпадение.
— Пока я не увижу все своими глазами, Питер, не поверю.

Я рассказал бы тебе все что знаю —
Только об этом нельзя говорить.
Выпавший снег никогда не растает —
Бог устал нас любить.
Она уже жалеет о своей опрометчивой просьбе. Дождь превратился в мелкую морось, и они единственные, кто в такую погоду по собственной воле присутствует здесь. На этом Бруклинском кладбище находили последнее пристанище известные политики, деятели искусства, военные. Неудивительно, что погребение капитана Стейси прошло именно здесь. Неподалеку высится величественный готический собор, в сумраке напоминающий сооружение из старинных преданий о вампирах.
Гвен стоит около памятника, в десятый раз перечитывая одни и те же слова. ”When a loved one becomes a memory, the memory becomes a treasure”. Нечто подобное она сама выбрала бы в качестве эпитафии. В голове — абсолютная пустота, ни единой мысли, ни одного объяснения, она стоит молча и неподвижно как одно из этих каменных изваяний ангелов. Когда Питер пытается подойти, девушка вскидывает руку, показывая ему, что не нуждается в утешении, пусть это и чистая ложь. Стейси настолько отвыкла принимать чью-то помощь, рассчитывать на кого-то, кроме самой себя, что даже сейчас, в момент, когда она ощущает себя утопающей в океане, отказывается плыть к спасательному кругу, настаивая, что выберется самостоятельно. Не выберется. Ее неотвратимо тянет ко дну.
Вторую могилу Гвендолин старательно игнорирует. Она видела имя, видела даты жизни и смерти, но все равно делает вид, что не замечает ничего кроме надгробия папы.
В глубине души еще теплится слабый огонек надежды, что это не происходит на самом деле. Может, это и вовсе проделки Мистерио, искусного иллюзиониста и преступника, за которым Стейси гонялась последние несколько дней по всему Нью-Йорку? Да, конечно, это все уловка, созданная злодеем! Но тогда почему она не рассеивается?..
После продолжительного и томительного молчания, Гвен поворачивается к сопровождающему ее Питеру. Боль накатывает с новой силой, завлекая в свою мрачную обитель, превращая Стейси в пленницу, подвергая самым мучительным пыткам — сперва подарить надежду, а потом стремительно ее отнять... Что может быть хуже?
— Это не может быть по-настоящему, — беспомощно, почти с мольбой в голосе, озвучивает свои мысли Гвен, не сводя взгляда с Пита: а вдруг он сейчас признается в неудачном и жестоком розыгрыше? Но юноша угрюмо молчит, тем самым только подтверждая, что это не выдумка, не игра, не злая шутка. Гвен прячет лицо в ладонях, как если бы надеялась скрыться от ужасающей действительности. За что судьба ее так невзлюбила, сперва одарив способностями, из-за которых она потеряла возлюбленного, а теперь проворачивает такие игры разума?
— Мне надо где-то остановиться, — почти неслышно признает Стейси, понимая, что сегодня домой не вернется. Да и некуда ей идти, номера ее домашнего телефона не существует, отец мертв, а мать и братья знать не знают, что она жива, если верить Питеру. Он — единственный, на чью помощь она может рассчитывать. — Ты не мог бы проводить меня до какого-нибудь самого дешевого хостела? — В кармане едва найдется десятка долларов, ведь она совсем не рассчитывала с утра, что придется ночевать в непонятном месте, еще и заплатив за это деньги. Гвен шмыгает носом, совершенно потерянная и измученная всеми событиями, а заодно и отвратительной погодой — укороченные и подвернутые джинсы, открывающие изящные щиколотки, насквозь мокрые кеды и тонкая куртка с майкой под ней нисколько не способствуют поддержанию тепла. Она понимает, что сохранять лицо уже бесполезно, не она может помочь Паркеру, а он ей, это его мир, который он знает. Груз всех потрясений наваливается в один миг, и больше всего на свете девушка сейчас мечтает принять горячий душ и уснуть до утра. Вдруг с пробуждением это все закончится также внезапно, как и началось?
Бог просто устал нас любить,
Бог просто устал...

Ashes Remain - Change My Life

Уйти оказывается неожиданно трудно, как будто возникает необходимость оставить нечто очень важное позади. И на прощание времени отведено ничтожно мало. Питер уже направился к воротам, медленно, слегка сгорбившись, —  ей до ужаса, до мурашек непривычно видеть его таким, — а Гвендолин остается стоять около могилы, отказываясь признаться даже самой себе, что связана со всем случившимся. Зачем она здесь? Чтобы узнать о существовании мира, в котором когда-то жила ее абсолютная копия, ныне трагически погибшая?
Стейси догоняет молодого человека, но идет чуть позади, как его тень, держится на расстоянии. От Питера веет одиночеством и болью, мрачной печатью лежащей на всем его облике. Так теперь она своим присутствием перевернула его мир с ног на голову, подарив ложную веру в будущее. На недолгое мгновение Гвен испытывает жгучее чувство вины, даже открывает рот, чтобы извиниться, но в итоге не говорит ничего, еще на несколько шагов отставая от своего спутника. Ей не за что просить прощения... Верно?
Девушка теряется в городе, где все стало таким незнакомым; она то и дело медлит, рассматривая какие-то здания, которые не видела прежде, рекламные щиты и граффити на стенах, но у самой ни малейшего интереса. Может ли человек сгорать, как свеча, пройдя по самому мрачному пути? Сейчас Гвен уверена, что это возможно, ведь только так ей удается объяснить собственную отчужденность. Даже слова Пита про параллельную вселенную не вызывают ничего: ни улыбки, хотя это звучит смешно и бредово одновременно, ни защитной реакции.
Чем ближе они  к дому Паркеров, тем сильнее Стейси сомневается, что было хорошей мыслью идти к ним. Ей совсем не хочется обманывать тетю Питера, ведь Мэй Паркер была добра к ней как никто другой, и после смерти племянника она оставалась той же светлой женщиной, готовой помочь всем, кто в этом нуждался. Уже стоя на крыльце, Гвендолин готова развернуться и уйти прочь, понадеявшись на госпожу фортуну, которая сегодня предательски отвернулась, но Пит не дает ей скрыться и открывает дверь.
— Спасибо, что делаешь это для меня, — севшим голосом благодарит она, неопределенно пожимая плечами в ответ на вопрос, беспокоивший юношу. Что можно сделать? Девушка постаралась восстановить все события, которые включал в себя этот день, но среди них не было ничего необычного, что могло бы стать причиной ее перемещения в другой мир. Она не видела никаких открытых порталов, даже не ввязывалась сегодня ни в какие неприятности, не ловила плохих парней. Просто по какой-то причине это произошло.
— Ты не против, если я... — Последний раз Гвен была в этом доме, когда заходила отдать некоторые вещи Пита, оставшиеся у нее после его гибели. Но дядя Бен наотрез отказался их забирать, настояв, чтобы Стейси сохранила их у себя. Там не было ничего серьезного: тетрадь с их совместными лабораторными работами по генетике, фотоаппарат, который Паркер забыл на ее столе, и несколько фотографий. Которые она давно запрятала в самый дальний ящик, лишь бы не видеть, как была счастлива когда-то. — Если я схожу в ванную? — К чему лукавить, ей просто хочется сбежать. Едва дождавшись утвердительного кивка хозяина дома, гостья уходит, не спрашивая, где именно находится ванная комната: она и без того знает.
Стянув куртку и небрежно бросив ее на пол вместе с рюкзаком, Гвендолин открывает горячую воду и всматривается в зеркало, словно надеется на свое отражение, которое даст ей верный ответ, что нужно делать. Но светловолосая девушка напротив молчит, а еще выглядит уставшей, как если бы не спала несколько ночей подряд. Дав рукам согреться, пока кожа не покраснела, Стейси прижимает теплые ладони к щекам. Итак, ей нужно найти решение в ситуации, которая пока представляется исключительно безвыходной. Возможно, — во всяком случае она надеется на это, — они смогут найти способ ее возвращения домой вместе. Но сейчас Гвен не хочет выходить  и вновь встречаться глазами с Питером. В его обществе боль  атакует с новой силой, напоминая, что это все, даже если и по-настоящему, не принесет никакого облегчения, потому что ее Паркер покоится под землей. А она еще посмела надеяться, что заслужила второй шанс.
Блондинка чувствует себя неуютно в этом чистом, светлом доме, особенно учитывая, что она насквозь промокла. В царстве тетушки Мэй как и всегда все на своих местах, и нигде нет ни единой пылинки. Сжимая в руках куртку, Гвен неуверенно заходит в гостиную, ощущая себя чужаком, которому здесь просто нет места. Остается только надеяться, что она хотя бы не оставляет за собой по всем коридорам мокрые следы, чтобы не добавлять к списку имеющихся проблем еще и уборку. В комнате горит свет, и Стейси позволяет себе осмотреться, отмечая, что фотографии, стоящие на полках, другие, не такие запомнились ей. Среди них она видит всего одну, на которой запечатлен Бен Паркер с супругой, и сердце девушки сжимается — она неосознанно ранила Питера в очередной раз, когда утверждала, что его дядя жив. Здесь нашлось место и семейным снимкам, и даже кадрам с той, другой, Гвендолин Стейси. Она настоящая красавица: длинные белокурые локоны, которые Женщина-Паук безжалостно укоротила чуть ниже плеч, чтобы было легче прятать волосы, когда приходится надевать костюм; счастливая улыбка и сияющие голубые глаза. Так может выглядеть только девушка, которую искренне, беззаветно и изо всех сил любят. Взгляд на это фото равен вторжению в личное пространство, и Гвен поспешно отводит взор, как если бы ей пришлось увидеть нечто интимное, то, что должно принадлежать только двоим.
— Мне жаль, Питер, — мягко произносит она, замечая, что Паркер тоже здесь. Стейси, как никто другой, понимает, с чем приходится жить Питу, с какими мыслями он просыпается и засыпает каждый день. И она знает, что с этим ничего нельзя сделать: не помогут ни утешающие слова, ни речи о лучшем будущем. Время — единственный лекарь, но сколько швов придется наложить на эту рану не знает никто, в том числе и сам Питер.
Я проснулся тонущий в боли,
И не мог изменить исход.
Я снаружи казался весёлым,
А внутри был давно уже мёртв.
— Ты сказал, что Человек-Паук не смог никого спасти, — неожиданно вспоминает Гвендолин его слова на мосту, слегка хмурясь. В ее мире не существует героя с подобным прозвищем, в противном случае она бы знала о нем. — Кто он такой? Прости, если это не слишком тактично, я и без того сегодня наговорила тебе... Всякого. Можешь не отвечать, я пойму.

Любые слова кажутся лишними и такими же неуместными, как само ее присутствие в этом мире. Гвен хочет сказать, что она понимает Питера каждой частью сознания [а, может, души, если она все-таки существует?], что она знает, как невыносимо тяжело принять факт, что больше никогда не увидишь человека, не сможешь сказать и единого слова, попросить прощения за все, что было сделано неправильно; ей отлично известно, насколько мучительным это все делает сосуществование с самим собой. Паркер, кажется, и без ее речей догадывается, что на уме у Стейси; он улыбается — почти незаметно, даже будто неуверенно, но это улыбка, от которой черты лица разглаживаются, словно на этот миг юноша снимает маску, почти приросшую к нему.
Девушка осторожно садится на самый край дивана, скрещивая ноги, и с благодарностью кивает, когда Пит предлагает чай с сэндвичами домашнего приготовления «на скорую руку». Колбаса и сыр разложены также, как это делал возлюбленный, и Гвен снова, в который раз за один злосчастный день, удивляется, как такое возможно, что два человека, никогда не встречавших друг друга, повторяют привычки другого словно близнецы. Когда эта странная вселенная перестанет преподносить сюрпризы?
— Ты много знаешь о нем, — Стейси водит пальцем по кайме чашки, смотря куда-то в пространство, но при этом внимает каждому слову Паркера. Подобная осведомленность не может быть результатом чтения газетных статей, но ее паучье чутье, бьющее тревогу не только в случае опасности, но и когда кто-то лжет, сейчас молчит. Гвен слышит лишь биение сердца, отдающееся барабаном в ушах: оно стало ровным и спокойным, совсем не как на кладбище. Подняв глаза на Питера, когда юноша протягивает газету, блондинка отставляет чай в сторону. Ей приходит в голову глупая мысль, что Человек-Паук, герой этого мира, отражение ее самой, точнее, ее альтер эго, и она даже не удивится, если сей факт окажется правдой. Самые невероятные события уже все до единого, казалось бы, произошли.
В статье, откровенно говоря, нет и слова лестного о герое. Его разве что убийцей в открытую не величают, но не стесняются винить в смерти дочери капитана полиции и припоминают трагическую гибель самого Джорджа Стейси. К горлу подкатывает комок, когда Гвендолин читает сухой пересказ фактов и видит фото похоронной процессии. Журналисты выставляют нелепое стечение обстоятельств как вину Паука, и девушка, неожиданно даже для себя самой, сочувствует народному мстителю. Уж она-то прекрасно знает, каково это — когда весь мир ополчился на тебя за то, чего ты не совершал.
— Капитан Стейси и Гвен были ему очень дороги, но он подвел их.
Гвен отчетливо понимает, что никто никогда не станет винить Человека-Паука с такой безвольной яростью, как это делает он сам.
— Он не должен сдаваться даже после всего, что случилось. Никто, в том числе и герои, не застрахован от ошибок. Но герои нужны людям, чтобы помочь поверить. Это как... Символ. Который даст надежду даже в самые темные времена, — кого она оправдывает? Паучка или саму себя? Сложив газету, возвращая ее в стопку к остальным, Гвен горько улыбается. Она не упоминает Женщину-Паука, решив, что достаточно потрясений для последних нескольких часов, и не говорит о своих интуитивных догадках, касающихся личности народного мстителя. Они с Питером по меркам этого, настоящего, мира знакомы всего ничего, но у девушки есть чувство, что он тоже уже догадался о многом.
Впрочем, Стейси здорово погорячилась, когда решила, что время неожиданных открытий прошло. Теория о параллельных вселенных повергает ее в легкий ступор, Гвендолин пытается переварить все, что услышала, а заодно перевести некоторые моменты с научного на человеческий язык. Ей было бы смешно от этой версии, звучащей как сценарий к новой серии научно-фантастического сериала, но, приняв во внимание тот факт, что она сейчас находится не в своем мире, смеяться девушка не решается.
— На несколько минут гостиная превратилась в лекционный зал Стивена Хокинга. — Гвен пытается улыбнуться, но не выходит. Внутри что-то обрывается. Если все это правда... Как ей вернуться домой? — Я не знаю, как оказалась здесь. То есть, если попытаться просто перечислить события дня по порядку, ничего из ряда вон выходящего не случилось. Ни зло... — Она внезапно осекается, понимая, что едва не сказала лишнего, и поспешно продолжает, надеясь, что молодой человек не обратил внимания на оговорку. — Я не проходила через порталы, не сталкивалась с чем-то необъяснимым, не встречалась с пришельцами. — Это звучит совсем глупо, но больше не кажется невозможным. — Допустим, что ты не ошибся, и я оказалась здесь во время этого самого перерождения, но тогда что надо сделать, чтобы вернуться?
Это все напоминает лабиринт, из которого нет выхода. Жаль, что у Ариадны была всего одна путеводная нить, да и та предназначалась Тесею.
— Знаешь, что самое странное во всем? — Неожиданно интересуется у Питера Гвен, делая глоток уже остывшего чая. Она забыла про голод, про усталость, даже почти отвлеклась от мук совести. — Я встретила именно тебя. Мы встретились, хотя шанс на это был один на миллион. Я не подвергаю сомнению существование параллельных миров, особенно сейчас, когда сижу напротив человека, которого уже несколько месяцев... Нет в живых. Но от таких шуток вселенной можно поверить в существование высших сил.
Стейси замолкает, ведь все это наверняка прозвучало слишком несерьезно для человека, посвятившего свою жизнь науке. И все-таки она не может перестать думать, что зачем-то им был дан этот шанс, зачем-то судьба именно их двоих столкнула на мосту. Видимо, ответ Гвендолин никогда не узнает.
— И почему в этом мире все почти также, как в моем, с незначительными отличиями? Разве сам факт существования мультивселенной значит, что все миры, по сути своей, идентичны, и где-то еще живут наши двойники? — От одного осознания, что в очередном новом мире может жить еще одна Гвен Стейси у девушки разве что голова не закружилась. Хотя, вообще-то, она не отказалась бы иногда иметь собственного клона...